Юмор
111: у меня комп глючит, что делать???
ответы:
222: у меня машина не заводится, в чем причина?
333: хочу похудеть, но не получается, что делать?
444: я поссорился с женой, не понимаю, почему?
555: сварил пельмени, получилось невкусно, почему так?
666: я заболел, как мне вылечиться?
111: вы что дибилы штоль? это форум про кампы а не для тупых домахозяек как вы!!!! мне нужен конкретный ответ на конкретный вопрос!!
ответы:
222: у меня машина не заводится, в чем причина?
333: хочу похудеть, но не получается, что делать?
444: я поссорился с женой, не понимаю, почему?
555: сварил пельмени, получилось невкусно, почему так?
666: я заболел, как мне вылечиться?
111: вы что дибилы штоль? это форум про кампы а не для тупых домахозяек как вы!!!! мне нужен конкретный ответ на конкретный вопрос!!
Kommentare
а меня прикинь во сне заглючило что я еду на автобусе, обьявляют остановку и чувак говорит кроме названия остановки теги, знаешь как на ноунейме внизу есть ключевые слова где по которым ищется новость
ХХХХХХ
типа "остановка поликлинника, лечиться, лечат, больничка, врач, доктор, терапевт"
- Алло, у вас есть двери?
- Какие двери?! Это зоопарк!
- Ну обычные двери!
- Перестаньте хулиганить, какие в зоопарке двери?!
- Ну там тлоны, тутлики, табатьки...
инспектором школ в Уэльсе.
Однажды, на заре карьеры, он принес в младший класс карточки с изображениями домашних животных, показал ребенку на овцу и спросил, что это за зверь такой. Шестилетний крепыш напряженно всмотрелся в картинку и медленно изрек:
- Я не уверен, сэр, но мне кажется, это полнорунный шропшир-двухлетка.
Пассажир тоже повысил голос:
-- Прикуси язык, кэбби! Ты знаешь, кто я?
-- Да зачем мне это знать! Какое мне до этого дело?!
-- Я комиссар полиции Чикаго! -- цыкнул на меня пассажир, но его слова ничуть не охладили меня.
-- Ага! -- закричал я, еще пуще входя в раж: -- Наконец-то, один из вас мне все-таки попался!
-- Что за выражение -- "попался"? Думай, что говоришь, кэбби!
Этот пятидесятилетний остряк, которому вздумалось подразнить меня, не догадывался, по-видимому, что на самом деле я вовсе не злюсь, ибо что может быть отраднее для издерганного кэбби, чем повод излить из своей души на чью-то голову наболевшее?
-- Только и знаете, что издеваться над таксистами! -- шумел я, прикидываясь будто бы и впрямь поверил, что он комиссар полиции. -- У вас же времени не остается ловить настоящих преступников!
-- Не болтай о том, чего не знаешь! -- гудел самозванец. -- Я всегда говорю моим ребятами: не трогайте кэбби, если он накрутит пару лишних долларов, как ты сейчас -- намылился, небось, тащить меня через Трайборо?! Я тебя сразу раскусил!
-- Так вы же сами сказали: "Езжай через Парк", -- по-настоящему обиделся я.
-- Представляю, какой "концерт" закатил бы ты мне, если бы я велел тебе ехать по мосту Квинсборо, -- хмыкнул мой пассажир; тертый, видать, калач. -- Да это уж ладно. Но если ты, сукин сын, вздумаешь развозить наркотики, вот тогда мы с Мак-Гвайром56 живо возьмем тебя за одно место! Ты меня понял?!
-- И буду! -- кривлялся я. -- И буду развозить наркотики. Потому что честно работать вы все равно не даете. Житья от вас нет! Повестки в уголовный суд ни за что раздаете!
-- Полицейские не выписывают повестки в уголовный суд "НИ ЗА ЧТО". Это ты можешь рассказывать кому угодно, только не мне!
-- Значит, "не выписывают"? -- кричал я, дотягиваясь, не снижая скорости, до "бардачка". -- А это что такое?! -- И, не оборачиваясь, протянул на заднее сиденье замусоленную повестку. -- Что это, спрашиваю я вас, такое?!.,
-- Ага: SOLICITING! -- злорадно загоготал на удивление осведомленный клиент, сходу расшифровав и неразборчивую пропись ing-овой формы, и суть моего "преступления". -- Сорок вторая улица и Парк-авеню! Все понятно...
-- Что вам "понятно"? -- по инерции огрызнулся я.
-- Автобусная остановка возле билетных авиакасс! Ты воровал пассажиров у городского автобуса. Сколько человек ты успел затащить в свой кэб, прежде чем тебя сцапали?
-- Троих, -- немедленно сознался я, а странный этот тип аж хлопнул себя по колену от избытка непонятных мне чувств.
-- Так я и знал, что он хороший хлопец!
-- Кто?
-- Полисмен!
-- О, просто замечательный! -- съехидничал я.
-- Доброе сердце! -- убежденно покачал головой пассажир:
-- Ты учти, он ведь имел полное право припаять тебе еще и "подсадку". Но он пожалел тебя...
-- Он дал мне "Остановка запрещена".
-- А мог бы инкриминировать "вымогательство"! Вот тогда ты попрыгал бы!
-- Какое там "вымогательство"! -- возмутился я. -- Я брал по шесть долларов с человека до "Кеннеди"... Я понятия не имел, что таксистам запрещено подбирать клиентов на автобусной остановке. Я вообще это слово SOLICITING впервые услышал от полицейского.
Пассажир сразу же поверил мне и смягчился:
-- Так вот почему ты вляпался, -- сказал он. -- Ты шкодничал по незнанию, а полицейский подумал, что ты совсем уж отпетый жулик. Ты войди в его положение: он стоит на посту, а тут прямо перед его носом какой-то кэбби откалывает "левые номера". Ты меня понял? Что, по-твоему, он должен был делать?
-- Мне-то теперь что делать? -- с горечью сказал я. -- На днях суд, адвокат хочет триста долларов...
-- А зачем тебе адвокат на первом слушании? Ни один из профессиональных юристов ничего мне об этом не говорил.
-- А разве будет еще и второе?
-- А как же! Сейчас тебя вызывают на предварительное. Судья только спросит, признаешь ли ты себя виновным. Тридцать секунд -- больше времени он тебе не уделит. Там таких фруктов, как ты, будет, знаешь сколько... Ты меня понял?
Шлагбаум поднялся, впуская нас на мост Трайборо:
-- Женская тюрьма, -- кивнул я в сторону триады серых корпусов, угощая гостя из Чикаго достопримечательностью Нью-Йорка.
-- Только не врать! -- отмахнулся гость. -- Это диспансер для особо опасных психов...
Я смутился, а пассажир, почесав затылок, сказал:
-- Учти, шанс выкрутиться у тебя есть только на первом слушании. Если ты виновным себя не признаешь, судья распорядится вызвать полисмена, который выписал повестку. Полисмен даст показания, и -- пиши пропало.
-- А если я признаю себя виновным, что мне будет? -- спросил я, но тут добровольный мой консультант рассердился.
-- Если ты, рохля, брал всего по шесть долларов, а теперь собираешься признать себя виновным, то нечего морочить мне голову! Когда тебя обвиняют, надо защищаться! -- Доброхот этот настолько завелся, что ему претило мое малодушие. -- Выиграть, в принципе, было бы можно, но судья ведь не даст тебе рта открыть... Ты понял?
Досадуя, что я ни черта не понял, что всерьез обсуждать со мной мое дело нельзя, наморщив лоб и покусывая губу, пассажир размышлял вслух:
-- Судья позволит тебе произнести только одну из двух стандартных формулировок: "Виновен" или "Не виновен". Можно воспользоваться третьей -- "Виновен -- при смягчающих обстоятельствах", но у тебя же никаких "смягчающих обстоятельств" нету. Что ты можешь сказать? Что ты не знал? Этого судьи терпеть не могут. Разозлится и влепит тебе так, что будешь знать!.. Ты, между прочим, не вздумай разговаривать с судьей так, как ты это себе со мной позволяешь. Хуже нет, как разозлить судью; ты понял?
Мы приближались к "Ла-Гвардии", а он, как назло, замолчал... Отвернулся и смотрит в окно... Наверно, ему просто надоело ломать мозги из-за моих неприятностей... Я въезжал уже на рампу Главного вокзала, когда чекер вздрогнул от громоподобного "хха!--ха!", и какое-то сатанинское вдохновение озарило лицо пассажира.
-- НЕ ВИНОВЕН -- ПРИ СМЯГЧАЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, -- хрипловатым от волнения голосом произнес он.
"Бессмыслица какая-то", -- с тоской подумал я. Но мой клиент еще раз повторил эту бессмыслицу, смакуя каждое слово: "НЕ ВИНОВЕН -- ПРИ СМЯГЧАЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ!" -- Он прямо-таки корчился, восторгаясь своей уловкой, сути которой я никак не мог раскумекать.
-- Допустим, я так скажу...
-- Да ты понимаешь, что ни один судья такого никогда в жизни не слышал?!
-- Ну и что?
-- Судья удивится!
-- Чем же это мне поможет?
Мы стояли лицом к лицу под вывеской "American Airlines".
-- Ну, ты даешь! -- с обидой сказал пассажир. Он вложил в мое дело столько изобретательности, столько души, что готов был полюбить меня, но я отталкивал его своей тупостью:
-- Если судья удивится, он скажет: "ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?" и, стало быть, позволит тебе говорить... Желаю удачи! Пассажир подхватил разделявший нас чемоданчик.
-- Сэр, куда же вы?! -- воскликнул я в отчаянии. -- Как же вы после всего бросаете меня на произвол судьбы?!..
-- Что еще такое?
-- Как "что"? Судья-то, наверное, скажет: "Что случилось?", а вот что я ему скажу?
Мой добрый гений взглянул на часы, он опаздывал к самолету.
-- Слушай меня внимательно! Когда судья произнесет: "Что случилось?", ты скажешь ему так: "Ваша честь: обратите внимание только на одно обстоятельство..."
Но я -- не слушал! С криком: "Стойте! Погодите!" я метнулся к чекеру, схватил авторучку и путевой лист и на нем, на своей сегодняшней путевке, вкривь и вкось понесся строчить обрывки слов той потрясающей речи, которую научил меня произнести в уголовном суде незнакомец, выдававший себя за комиссара полиции Чикаго.
Ты еще услышишь эту речь, читатель; но всему свое время...
"НЕ ВИНОВЕН -- ПРИ СМЯГЧАЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ!" -- повторял я, как заклинание, а в душу гадкой холодной жабой закралось сомнение: а не посмеялся ли надо мной пассажир из отеля "Святой Мориц"? Почем знать, а вдруг это был розыгрыш, который сейчас вылезет мне боком? Ну, как разозлится судья за это самое "НЕ ВИНОВЕН -- ПРИ СМЯГЧАЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ" да упечет меня за решетку суток эдак на двадцать -- в одну камеру с этими черными бандюгами, наводнившими вестибюль, среди которых я и в самом-то деле выглядел "белой вороной".
Черная чиновница в справочном окошечке долго разыскивала, но разыскала-таки номер моего дела (не потеряли, собаки!) и направила меня в Шестой зал, длинный, как станция сабвея, и до отказа забитый двумя-тремя сотнями негров-уголовников, половину которых составляли подростки.
С трудом отыскав свободный стул, я пристроился в предпоследнем ряду.
Все встали: величавый еврей в черной мантии взошел на кафедру. Судейский стражник с револьвером на боку начал вызывать преступников к ее подножию. Он неразборчиво выкрикивал обвинения, и преступники -- все подряд, поголовно! -- признавали себя виновными...
По-видимому, они понимали, что их участь решает какой-то ужасный судья, сообразил я, заметив, что ни один из обвиняемых не смеет и заикнуться перед этим судьей ни о "смягчающих обстоятельствах", ни, тем паче, заявить о своей невиновности.
-- Виновен!
-- Виновен!
-- Виновен!
Однако же, прошло совсем немного времени, четверть часа, наверное, или еще меньше, и мой обострившийся слух, приспособившись к акустике гулкого зала, уловил вдруг слова приговора, который вынес судья очередному бандюге, признавшему себя виновным:
-- Штраф пять долларов!
Я содрогнулся: такого не может быть! Вероятнее всего, я просто ослышался... Но следующий диалог между судьей и преступником прозвучал, повторив предыдущий слово в слово:
-- Виновен.
-- Штраф пять долларов.
Чересчур поспешное мнение мое о жестоком судье немедленно изменилось -- на противоположное! "Какая отвратительная карикатура на правосудие!" -- думал я, наблюдая, как все эти убийцы! грабители! насильники! -- с наглыми усмешечками покидают зал суда, чтобы, наверняка, тут же приняться за свое... 6.
Эта картинка представляется мне весьма поучительной в том смысле, что слишком часто и слишком неосторожно принимаем мы на веру самый несуразный вздор, стоит только рассказчику начать свою побрехушку с магических слов: "Я видел своими глазами"...
Я ведь тоже был очевидцем фарса, происходившего в уголовном суде Манхеттена. Я слышал все своими ушами! И если бы стражник с револьвером выкликнул бы мою фамилию одной из первых в то утро (то есть если бы мне не довелось проторчать в зале уголовного суда несколько часов), то я несомненно рассказывал бы после -- и таксистам, и пассажирам -- о том, как в моем присутствии судья приговорил добрую сотню головорезов-рецидивистов к штрафу в пять долларов! И слушатели мои кипели бы благородным негодованием...
Но стражник, казалось, забыл обо мне, и по мере того как на скамьях, что были поближе к кафедре, освобождались места, я стал короткими перебежками пробираться вперед: там по крайней мере хоть не прирежут... Добравшись до третьего или четвертого ряда, я уже мог расслышать не только приговоры, но и обвинения, которые выкрикивал стражник, и вскоре понял, что все уголовники в моем зале четко делятся на две категории. Преступления подростков заключались в том, что они перебегали через пути сабвея или через шоссе. Этим судья присуждал по пять долларов, а преступники постарше были гарлемскими "джипси", то есть самыми несчастными кэбби, которые зарабатывают свой кусок хлеба в черных гетто. Они развозят черных пассажиров, которых обычно не берут "желтые короли", в кэбах без медальонов, без страховки, на искалеченных колымагах; а кэб одного из подсудимых, как выяснилось, не имел даже номерных знаков.
Тяжесть этих грехов судья определял -- "на вес"...
-- Незарегистрированный таксомотор!.. Без паспорта!.. Без страховки!.. Без лицензии на извоз!.. Техинспекцию не проходил!.. Водитель без водительских прав!.. -- басил стражник с револьвером, бросая один за другим на столик, стоявший между ним и преступным кэбби, -- штрафные талоны. Затем стражник собирал талоны в пачку, приподнимал ее на руке, чтоб судье было получше видно, а тот, прищурившись, оценивал: "50 долларов!"; а если пачка была потолще -- "70 долларов!".
Через час-другой я уже настолько освоился в уголовном суде, что мне стало скучно...
-- НАРОД ГОРОДА НЬЮ-ЙОРКА ПРОТИВ ВЛАДИМИРА ЛОБАСА! -- вспомнив вдруг обо мне, выкрикнул стражник, и я, с трудом передвигая непослушные ноги, поволок себя к подножию кафедры.
Черная аудитория притихла, и в этой тишине я прочел ее мысли как свои собственные, только вывернутые наизнанку, дескать, этот БЕЛЫЙ, наверное, натворил дел, если уж попал в уголовный суд вместе с нами...
-- Soliciting! -- с мрачным видом сообщил судье стражник.
-- НЕ ВИНОВЕН -- ПРИ СМЯГЧАЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ! -- выпалил я и умолк, задохнувшись от ужаса...
Стражник скептически шмыгнул носом и на всякий случай поправил на боку револьвер.
Фигура в черной мантии зашевелилась, судья перегнулся через кафедру и смотрел на меня сверху вниз, моргая округлившимися от удивления глазами.
-- ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, КЭББИ? -- сказал судья. Отступать теперь было поздно, и речь, которой научил меня пассажир из отеля "Святой Мориц" и которую я вызубрил наизусть, хлынула из меня, как шампанское из неохлажденной бутылки:
-- Ваша честь! Прошу вас: обратите внимание только на одно обстоятельство -- на место преступления, в котором меня рбвиняют. Это же проклятая Богом Сорок вторая улица. Мой кэб жружали сто проституток, пристававших к мужчинам. Сто сутенеров приставали к прохожим, зазывая их в публичные дома! Сто торговцев наркотиками предлагали публике на выбор: марихуану, таблетки, кокаин... Но из всей этой замечательной компании полицейский выбрал меня: самого опасного уголовника -- таксиста, который трудится в поте лица по 72 часа в неделю... Ваша Честь, я спрашиваю вас: где справедливость?!
Черный зал завыл от хохота. Судья махал обеими руками и кричал, обливая меня густым, как мед, еврейским акцентом:
-- Ша! Ша! Хватит! Кэбби, ты закроешь, наконец, свой рот?! Ты, может быть, дашь и мне сказать слово? Я покорно умолк. Затих в ожидании приговора зал...
-- УГОЛОВНОЕ ДЕЛО ЗА НОМЕРОМ... Судья зачитал вслух нескончаемо длинный номер, поплямкал губами и, совсем уж вогнав меня в страх, кончил так:
-- ОБЪЯВИТЬ ЗАКРЫТЫМ ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ!..
Я бежал по Бродвею! Несказанное счастье переполняло меня и изливалось -- в беге! В эту минуту я, не задумываясь, дал бы на отсеченье руку, настолько я был уверен, что мой пассажир -- мой спаситель! -- был самым настоящим Комиссаром! Но сегодня, оглядываясь назад, я вынужден сознаться, что, к сожалению, наверняка я этого не знаю... И только сам мистер Ф.Ю.Гуинн, который возглавлял чикагскую полицию на пороге восьмидесятых годов, может теперь сказать: учил ли он когда-то попавшего в передрягу нью-йоркского кэбби, как выиграть дело в уголовном суде Манхеттена или же то был вовсе не он... Но вспомнит ли Комиссар такую чепуху?.. И еще ведь вопрос: попадет ли ему в руки моя книжка?..